Счастливая гармонь. Вернусь с войны, мы ещё столько песен споём, только жди!

Жёлто-серые листья плавно падали на холодную, местами уже покрытую первым снегом землю. Кутаясь от холода в старые шинели, по просёлочной дороге шли советские солдаты. Настроение у них было совсем не по погоде, мужчины, хоть и чувствовали смертельную усталость, но всё же шутили и всячески подбадривали друг друга.

Им было чему радоваться. Той осенью сорок третьего года Советская Армия в наступательном порыве уже освободила десятки городов и сотни деревень от фашистов, и теперь солдаты только и думали о том, чтобы, не останавливаясь, гнать гадов до самого Берлина!

Внезапно веселье военных словно рукой сняло. Перед ними показались руины сожженной немцами деревни. Солдаты сбавили шаг, им было тяжело приближаться туда, где ещё совсем недавно кипела жизнь, звучали голоса колхозников, звенел детский смех.

— Я тоже в деревне вырос, — негромко сказал Егор Петров, молодой солдат с гармошкой за спиной, который почти с самого первого дня был на фронте. — Дом наш, как вон этот, на отшибе у леса стоял. В сорок втором после авианалёта так же ничего не осталось. Ни дома, ни родителей.

— Эй, есть кто живой? – громко крикнул его товарищ без всякой надежды, — Не бойтесь, выходите!

Одна из наваленных в кучу обгорелых досок отодвинулась и оттуда осторожно выглянула женщина, закутанная в теплый платок. Она несколько секунд смотрела на солдат, а потом как закричит:

— Наши! Бабоньки, наши пришли! Родненькие, защитники вы наши! – женщина торопливо вылезла из-под досок и подбежала к военным. Показались ещё несколько женщин и двое стариков. Они окружили солдат и начали шумно благодарить и обнимать их.

Иван Никифорович, старший из оставшихся жителей сожженной деревни Осинки, рассказал, как они сумели спастись, убежав в лес (о планах немцев спалить деревню их предупредил один из полицаев, пожалевший односельчан). После пожара и ухода фашистов уцелевшие соорудили землянки и спрятались, показываясь наружу только по ночам и ожидая прихода своих.

Командир объявил, что отделение остановится здесь до дальнейших распоряжений. Солдаты тут же начали готовить себе ночлег. К Егору подошла та самая женщина, что первой их увидела:

— Сынок, помог бы ты, а? Там у нас потолок подправить немного нужно, своих сил не хватает.

Егор был парень простой и добрый, в помощи никогда и никому не отказывал, а тут эта женщина ему ещё и его маму напомнила, так что он, не раздумывая, согласился.

Спустившись вслед за женщиной в землянку, Егор вдруг замер на пороге. На неумело сделанной скамье сидела девушка лет восемнадцати, да такая красивая, что парень даже рот раскрыл от изумления. Хоть и было почти темно, лишь лучина освещала небольшое помещение, но Егор сумел разглядеть русые косы, стройную фигурку и большие глаза, наполненные страхом и отчаяньем.

— Как вам удалось сберечь от фашистов такую красоту? – прошептал Егор очень тихо, но женщина его услышала и ответила, тяжело вздохнув:

— Сберегла, но не совсем. Это Анечка, моя внучка. Немцы, когда только в деревню вошли, много наших расстреляли, особенно тех, у кого мужья воюют; убили и её маму с маленьким братиком — мою дочку и внука. Анечку я чудом в сарае укрыла, но она всё видела через окошко. С тех пор так заикается, что ни слова сказать не может, боюсь, немой она теперь на всю жизнь останется. И не полюбит её никто, и замуж она не выйдет, кому такая убогая нужна будет?

— Да что вы? Такую красавицу разве можно не полюбить? Да я бы всё отдал, чтобы Анечка просто была рядом. Вот прогоним немцев, я вернусь и никому её не отдам! Анечка, ты будешь меня ждать?

Девушка попыталась что-то сказать, но, несколько раз судорожно вздохнув, оставила попытки, покраснела и смущённо опустила голову. Егор, правда, успел заметить, что на её губах промелькнул слабый отблеск улыбки. И тут парня словно осенило. Егор воскликнул:

— Подождите, я сейчас, я быстро! — и убежал.

Вернулся Егор с гармошкой, запыхавшийся, но довольный.

— Мой дед очень хорошо играл на гармони и меня научил. Я с трёх лет играю, даже на фронт ушел с гармошкой, не могу без неё, словно она моя душа. А как можно без души-то? – Егор улыбнулся, но тут же опять стал серьёзным: — Так вот, однажды, когда я был ещё мальцом, моего друга, Петьку, большая бродячая собака напугала. Да так сильно, что он заикаться стал. Мамка с папкой его и к бабке водили, и к докторам, но всё впустую. А дед мой взял свою гармонь, пошёл к ним домой и попросил Петьку попробовать спеть с ним песню. И ведь вылечил его дед! С помощью гармони и песни. Так я что подумал, надо и Анечку попробовать песней полечить, вдруг получится? Я тебе сейчас песню напою, мою любимую, мы с дедом её всегда пели, особенно, когда тяжело нам было — хорошая она, душевная. А ты попробуй мне подпевать, хорошо? – Егор надел на плечи ремни гармошки и пальцы его словно по волнам побежали, поплыли по кнопкам:

Во широком поле дуб шумит зелёный,
А по речке бурной лодочка плывёт.
Подскажи мне, речка, где любовь найду я,
Сердце молодое кто от тоски спасёт?

Мягкий, красивый голос мужчины наполнил землянку. Анечка тихо, с трудом, но старательно пыталась что-то произнести. В тот вечер у неё почти ничего не получилось, но Егор был настроен решительно:

— Не переживай, завтра получится. Обязательно. Тебе же ещё наших детей учить читать нужно будет. Так что ты уж постарайся!

Анечка зажмурилась от смущения и отвернулась, прикрыв лицо уголком платка. А баба Дуня, глядя на них, грустно вздохнула. Нравился ей этот шустрый парень, но кто знает, как война их судьбы повернёт? Встретятся ли они ещё когда-нибудь? Доживут ли вообще до конца войны, до Победы?

Взвод Егора простоял в деревне Осинки четыре дня. За это время с помощью песни к Анечке немного, но вернулась речь. Девушка опять могла говорить — медленно, напевно и с трудом. Но Аня очень старалась. Она понимала, что Егору предстоит ещё много трудностей и смертельно опасных сражений, но девушка верила, что он выживет и вернётся к ней. Потому что он ей это пообещал.

— Я б-буду т-тебя жд-да-ать, — старательно выговорила девушка на прощанье и улыбнулась, скрывая за улыбкой слёзы.

А Егор обнял её и поцеловал:

— Ты молодец у меня! Я вернусь, обязательно. Мы с тобой ещё столько песен споём! Пиши мне почаще, а я тебе, как только смогу, отвечать буду. Если писем долго не будет, не пугайся, значит, занят я, фашистов бью. Но я приеду, всё равно приеду, ты жди.

Аня слушала Егора с закрытыми глазами, прижимаясь щекой к его плечу, она очень хотела в это верить…

Целый год Аня и Егор переписывались. В каждом письме молодые люди мечтали о послевоенной, счастливой жизни, о том, как они сыграют свадьбу, построят дом, нарожают детей. Егор старался воевать так, чтобы быстрее победить, а Аня ждала и молилась за него.

Но в октябре сорок четвёртого в боях за Прибалтику Егор был ранен в голову. Две недели он находился на грани жизни и смерти, потом ещё столько же, практически, не мог говорить и с трудом двигал руками. Лишь через месяц после ранения Егор смог попросить сестричку, чтобы она написала от него письмо Анечке. Но ответ ему не пришёл. Солдат уже выписался, вернулся на фронт, и уже там его нашло письмо от некой Натальи, которая писала, что баба Дуня умерла от дизентерии, а Аню, тоже очень больную, увезли в больницу и оттуда она уже не вернулась. Писавшая извинялась за плохие новости, но и не ответить на письмо Егора не могла…

Закончилась война. Советский народ праздновал Победу над фашистами, а Егор радовался сквозь слёзы. Он так ждал этого события, он выжил, как обещал Анечке, которую за те четыре дня полюбил всем сердцем, и что теперь? В свою деревню он не захотел ехать, тяжело было возвращаться в родные края, когда там нет уже ни дома, ни родителей, поэтому решил отправиться туда, где познакомился с Аней. Егор добрался до районного центра, недалеко от которого находилась сожженная деревня девушки, и устроился в местный колхоз.

Прошел год. Егор работал трактористом, ходил в передовиках. Девушки не давали прохода молодому мужчине, к тому же гармонисту, вдовы поглядывали с надеждой и интересом, но сам он никак не мог забыть Анечку.

Настала осень, время уборки.

Егора и ещё пару трактористов отправили в помощь в дальний небольшой колхоз. Работали с раннего утра и дотемна. Однажды вечером он заглушил трактор, спустился на землю. Прислушался к переливу кузнечиков и вдруг до него донеслась до боли знакомая песня:

Во широком поле дуб шумит зелёный
По реке игривой лодочка плывёт…

Голос был девичий. Егора словно ледяной водой окатило. Он не разбирая дороги бросился на звук песни. На колхозном стане, куда прибежал запыхавшийся Егор, около костра сидели девушки. Они все с интересом оглянулись на мужчину, а та, что пела, вскочила на ноги и вскрикнула, оборвав песню на полуслове. Егор медленно подошёл к ней, осторожно взял за плечи, заглянул в любимые глаза.

— Ты жива, Анечка, жива! Я знал, я надеялся. Но почему ты не писала мне? Почему? Или… – он отшатнулся, — ты меня уже не ждала?

— Что т-ты, — немного заикаясь ответила девушка, — я писала т-тебе, но мне ответили, что ты пропал без вести. А я не верила, я ж-ждала, — она прижалась в груди Егора и заплакала.

На стане стало тихо. На глаза у колхозниц блестели слёзы: у кого-то от радости за влюбленных, а у кого-то — оттого, что их любимых уже никакое чудо вернуть не сможет.

Аня и Егор прожили долгую, нелёгкую, но счастливую жизнь. Вырастили шестерых детей, двое из которых были приёмными, помогали им воспитывать внуков. И всегда рядом с ними были песни: весёлые, грустные, разные. На гармони Егор играл всю свою жизнь, до самой глубокой старости. Даже когда почти ослеп, морщинистые пальцы его шустро бегали по клавишам, подыгрывая Анечке, когда она, хриплым от старости голосом, пела их любимую песню:

— Во широком поле дуб шумит зелёный…

Мария Скиба, п. Красный Октябрь Краснодарского края.