26 апреля, 16+

Не дарил сирень… О Сашеньке, попавшем в плен к фашистам, мама вспоминала со слезами

 Абинский район  был освобожден от немецко-фашистских захватчиков 23 марта 1943 года. Семь долгих месяцев длилась оккупация. Наша мамочка, Симонова Вера Михайловна, была совсем молоденькой девушкой. С большим интересом мы слушали её воспоминания. Особенно тронул меня рассказ о москвиче Сашеньке, попавшем в плен к фашистам.

Он лежал с открытыми глазами на холодной земле и понимал, что сейчас здесь произойдет что-то неизбежное… Нестерпимая боль накатывала волнами, жестоко терзая его тело. Мысли то проносились вихрем, то растекались плавно и медленно и собрать их воедино было просто невозможно. Мимо пробегали люди, он слышал крики, стоны, взрывы… Пули свистели, выискивая очередную жертву. Его мозг отказывался понимать, разбираться и участвовать в том, что происходит вокруг. Что-то более важное не давало ему покоя… воспоминания.

Как же всё начиналось? Мама…, уютная квартира, солнечные блики на стенах, трамвайные звонки и… незабываемый запах сирени в милом московском дворике. Он всегда не только помнил, но даже ощущал этот запах. Это придавало ему сил,  и было тоненькой спасительной ниточкой, связывающей его с той, такой далекой, мирной жизнью. И вдруг… война…

Тяжелая темная пелена вновь окутала его мозг. Рыдающая мама машет дрожащей рукой вслед уходящему эшелону. Она осталась где-то далеко, а он здесь, и ему надо что-то вспомнить… Яркая вспышка… Плен… Он возит немецкого врача. Фашисты заняли Краснодар, Северскую, Ильскую, Холмскую, Ахтырскую и вошли в станицу Абинскую. И в памяти всплыло то, что поддерживало и не давало погрузиться ему в страшную темноту… Вера, Верочка… Карие блестящие глаза, родной взгляд, и… счастье просто смотреть на неё, ловить едва заметную улыбку. Захотелось подержать в своих руках её маленькую ручку, погладить пышные волнистые волосы, защитить её, осыпать маленькую хрупкую фигурку той самой московской сиренью. Но, увы… Где-то совсем рядом ухнул снаряд. И снова вспышка… А все-таки он спас её, успел предупредить… Знал, что немцы панически боятся тифа. Иногда ему удавалось украдкой приносить крошечные булочки, чтобы хоть как-то поддержать её большую семью.

И вновь боль захлестнула всё его существо. Вера… Верочка… Где ты? Но… всё… Теперь уж точно — всё…

Ах, Саша! Сашенька! Давно закончилась война. Все могло быть иначе. Она дремала, сидя в мягком кресле. Солнце ласково касалось её лица. Ей уже много лет, есть семья, она счастлива, а он… — погиб. Голубая линия, кровавая линия…

Они могли бы смотреть на звездное небо, могли, взявшись за руки, пробежаться по утренней росе, но все это у них безжалостно отняли. Они даже не смогли объясниться, лишь глаза говорили, кричали, любили… Их счастье не могло жить среди голода, холода и ненавистного звука немецкой губной гармошки.

А память всё рисовала давно прошедшие «картинки»… Ночная темнота проникала в самые потаенные закоулки. Станицу сковало ожидание чего-то ужасного, безжалостного и неотвратимого. И вдруг грубые окрики фашистов, женский плач в клочья разорвали тишину. Из домов выгоняли молодежь и гнали в местный (Абинский) концлагерь, чтобы затем отправить в Германию.

Ей чудом удалось спастись. И это всё Сашенька… Несмотря на смертельную опасность, он смог предупредить её, а на двери дома написал слово «тиф» на русском, немецком и румынском языках. Знал, что фашисты не посмеют войти в такой дом. И потом украдкой приносил вкусные булочки, а сам оставался голодным. Возможно, это и спасло её двух маленьких племянников, отец которых ушел в партизанский отряд.

И, наконец, долгожданное освобождение. После изнуряющих боев нашим войскам удалось освободить хутор Первогреческий и со стороны лагерей вплотную подойти к Абинской. Немцы спешно уходили из станицы. Саша, воспользовавшись всеобщей суматохой и неразберихой, прибежал именно к ней – знал, что здесь ему помогут любой ценой. Его спрятали в старинный дубовый сундук, сверху набросав груду тряпья. Сашу спасли, а потом… та самая Голубая линия, ставшая для него и многих и многих последней чертой…

Слезинки тихо катились по её щекам. Саша… Сашенька!.. Вспомнила, что сама отправила письмо маме в Москву, как только узнала о его гибели. Ах, эта память: нет-нет да и «перелистает» снова и снова странички суровой молодости, и нахлынут воспоминания, и защемит в груди, и не стереть её никому и никогда.

История подлинная, пережитая моей мамочкой.

И.Я. ЗАХАРЧЕНКО, ст. Федоровская Краснодарского края.

Читайте также