Когда началась война, почти всё мужское население станицы Батуринской призывного возраста ушло на фронт, переложив на плечи стариков, женщин да детей все домашние и колхозные заботы. По брони остались только мужчины-механизаторы, занятые на выращивании хлеба. Интересный факт: в большинстве городов Союза ко времени начала Великой Отечественной войны свыше сорока процентов мужчин призывного возраста имели бронь по различным причинам. В сельской же местности этот показатель не превышал и пяти процентов. Не зря говорят, что на полях войны основную тяжесть взяло на себя сельское население.
Осенили крестным знамением
Мой отец, Маляревский Михаил Максимович, был бригадиром тракторной бригады и тоже оставался в станице, работая вместе со своими механизаторами в поле от темна до темна. Перед самым приходом гитлеровцев в станицу, когда стало понятно, как дважды два, что это всё-таки случится, отец принял решение: угнать всю сельхозтехнику и спрятать. Но куда и как? По сарайкам? По подвалам? Смешно!
А вокруг станицы — степь широкая, неоглядная, изредка расчерченная лесными полосами. Но в этих лесополосах технику не спрячешь. Это же не иголка. И тогда комбайнер Игнат Заика неожиданно предложил спрятать технику в горах. Посмотрели на него мужички-механизаторы искоса. Какие горы? Ты чё… А он своё. Оказалось, его родная станица Смоленская, за Краснодаром. Там вырос. Отлично знает окрестности. Не близко, полторы сотни километров, но это уже предгорье Кавказа. И есть, где спрятать технику. А вдруг сохранится. Ведь ни у кого не было и намёка на мысль, что враги придут в их дом надолго.
Отец сотоварищи перегнали из станицы Батуринской за Краснодар, в район станицы Смоленской, в местечко Планческая щель все свои трактора, комбайны, автомашины и спрятали их в горах, меж красивейших скал. Нарубили веток — благо лес вокруг, укрыли, как могли, своих кормильцев, чтобы не бросались в глаза немецким лётчикам, осенили троекратным крестным знамением и технику, и себя, и отправились в обратный путь. Но домой вернуться уже не успевали — в станицу входили немцы. В Брюховецкой, в районном центре, они отправились в военкомат. Там в спешном порядке их официально призвали в армию и направили в воинскую часть, готовящуюся защищать эту станицу.
Новопризванные бойцы, бывшие механизаторы, переоделись в военную форму, получили винтовку Мосина вместе с приложением — сапёрной лопаткой, прибыли в обозначенное место и вырыли просторный окоп с траншеями. Именно здесь рота, в которую их зачислили, должна была встретить врага и отразить его атаку. Я уже рассказывал на страницах «Околицы» о том страшном сражении и о тяжелейшем ранении, которое получил в бою мой отец. К счастью, он выжил и сделал так, что у этой истории появилось продолжение…
Весна сорок третьего
Очнулся Михаил в полевом лазарете, где его привели в чувство, почистили, перевязали раздробленную стопу и отправили в город Гори, тогда Грузинской ССР, в военный госпиталь. Семь месяцев он находился там. Лечение было долгим и трудным, но все же закончилось успешно. А вот хромота осталась на всю оставшуюся жизнь. Домой он вернулся весной сорок третьего, когда немцев уже прогнали с Кубанской земли.
И вспомнил Михаил про технику, однажды оставленную в горах, в Планческой щели, у станицы Смоленской. И собрал он мужицкую дружину, пацанов допризывного возраста, сыновей погибших в бою товарищей. И отправились они гурьбой в эти самые горы Кавказа. И какой же был восторг, сколько было радости, когда они обнаружили свою родную колхозную технику целёхонькой и невредимой! Ай да Игнат! Царствие Небесное тебе, землячок, и великая благодарность за предложение спрятать её именно здесь, в скалах Планческой щели и Аульной балки.
Об Игнате нужно рассказать особо. Во время оккупации гитлеровцами Краснодарского края в здешней горной местности был создан партизанский отряд с позывным «Батя». Возглавил его Петр Карлович Игнатов. Его жена Елена Ивановна стала в отряде главным хирургом. Они вырастили троих сыновей — Евгения, Валентина и Геннадия. Валентин с первых дней войны находился в рядах Советской армии. Старший и младший братья ушли с родителями в партизанский отряд. Впоследствии за успешное выполнение боевого задания по подрыву вражеского железнодорожного эшелона, Евгению и Геннадию Игнатовым было присвоено звание Героя Советского Союза, посмертно.
По главной улице с комбайном
Два дня ушло на приведении сельхозмашин в готовность. Всё проверили. Дозаправили горючим, разжившись у местного колхоза. Жители станицы знали об этом схроне и строго предупредили свою любознательную ребятню, чтоб не вздумали шалить. Более полугода стояла эта техника в небольшом горном ущелье, и немцы не посмели сунуться в эти самые скалы, боялись партизан.
И вот колона — трактора, комбайны, автомобили — торжественным строем входит в свою родную станицу, на её самую главную улицу! Станичники, услышав рёв моторов и лязг гусениц, в страхе подумали, что это возвращаются вражеские танки. Выбежали, вышли, выползли из своих хат, дворов да куреней дети, женщины, старики на широкую станичную улицу. И, убедившись, что по ней движется колонна колхозной техники, и управляют ею молодые парни-батуряне, стали громко, что есть силы, аплодировать технике и людям, сохранившим и возвратившим её домой. И аплодировать так громко, так неистово, что наверняка высоко-высоко в небесной дали их слышали души земляков-механизаторов, погибших при прямом попадании вражеского снаряда в окоп под станицей Брюховецкой.
Тем временем колонна, под восторженные аплодисменты, пройдя маршем через всю станицу, отправилась прямиком в поле.
Шла весна. Земля ждала своих хозяев.
Возвращение отца
Он вернулся с фронта вскоре после трусливого бегства немцев, весной 1943 года. Для нас это был настоящий праздник! После долгой, казалось, нескончаемо тянувшейся промозглой кубанской зимы, отягощённой присутствием в хате оккупантов, после вечного страха, пришла яркая, ласковая, солнечная погода. Щедро, словно обгоняя друг дружку, распускались листочки на деревьях, заливисто пели скворцы, иволги и всякая птичья мелочь. У всех было приподнятое настроение. Мама хлопотала у печки, готовя угощения по случаю.
Отец в красивой, праздничной, как мне тогда казалось, военной форме, со сверкающими пуговицами и широким ремнём, сидел на придвинутой к обеденному столу, когда-то им же самим сработанной лавочке. Мы с сестренкой Зиной жались к нему с двух сторон, как магнитики. Он, обнимая нас и прижимая к себе руками, что-то говорил, поглаживая нас по головам. Вдруг в хату вошла соседка и, кинувшись к отцу, упала перед ним на колени, обхватив руками его ноги, начала громко рыдать и причитать:
— Миша, ты пришёл! Слава Богу, живой! Почему ж ты не привёл с собой моего Игната? Ведь вы всё время были вместе. Вместе работали в поле до этой проклятой войны, вместе ушли на фронт. А сейчас ты вернулся один. Как мне теперь жить без моего Игнатушки? Как растить детей?
В её крике слышались безудержное горе и безысходность. Мои родители, как могли, успокаивали соседку. Отец что-то говорил ей об Игнате. Тогда я не соображал, о чём шла речь. И только много лет спустя, из рассказа отца, узнал подробности…
Прислал А.М. Маляревский, Краснодарский край.