Мы помним, мы знаем, мы готовы делиться воспоминаниями. Мы – дети войны.
Однажды в редакции раздался звонок. Наш читатель из Славянского района был краток: «Я вам расскажу про войну удивительные истории. Правдивые, честные, лично пережитые, но с оттенком мистики и капелькой грусти. Хотите?» Ответ, конечно же, был: «Да!»
Отец сына нашёл
Иван Федорович Шкабарня родом из хутора Ханькова Славянского района. Родился 3 июня 1938 года.
— Батька работал трактористом, почетная профессия в то время. Мама не работала – нас, детишек, мал мала меньше, к началу войны пятеро, — вспоминает он. — В самом начале войны демобилизовали всех мужчин и парней на хуторе, оставили только самых нужных в колхозе, папу в их числе. Но в ноябре и с него сняли бронь – фашисты заняли Ростов-на-Дону, наш фронт требовал укрепления. Ушел папа — и с концами. Мама получила уведомление, что пропал без вести. А в 1965 году в наш сельсовет пришло письмо от однополчанина отца. Мол, если живы родственники Федора Михайловича Шкабарня, пусть отзовутся.
Николай Михайлович Архон, так его звали, сообщил Ивану, что его отец погиб в бою, в Матвеево-Курганском районе Ростовской области. Сам он получил ранение, долго лечился… Внезапно война напомнила о себе странным письмом. Женщина из тех мест писала: «Ваш сын и отец Архон Н.М… был убит… похоронен мною… могила его у моего дома по адресу…» Можно представить, каково это – читать такое о себе самом!
Но путаница объяснялась просто. Перед боем товарищи обменялись «пистонами» — так называли бойцы именные медальоны, позволяющие идентифицировать погибших. Носить их считалось дурной приметой. Некоторые их выбрасывали, чтоб не накликать смерть. Другие, чтобы обмануть костлявую, «пистонами» менялись.
Наши войска ушли, оставив на поле брани убитых. Хоронили солдатиков местные женщины. Вот одна из них и обнаружила «пистон» с данными Архона… Очевидно же, что Федор Шкрабня похоронен под фамилией друга?
Иван рванул в Ростовскую область. Но вот странность — по адресу, указанному в письме, не нашел той женщины. «Такие здесь не живут», — сказали ему. А воины давным-давно перезахоронены в братскую могилу в соседнем селе Ряженом. Там, на обелиске, потрясенный Иван увидел родную фамилию отца. Запрос в архив вернулся с подробной информацией, обстоятельствами, датой смерти: 5 декабря 1941 года.
Кажется, в историю солдата вмешались мистические силы. Он словно бы сам нашел, позвал близких. Они узнали о его судьбе, получили возможность поклониться его могиле.
«Милость» захватчиков
На Кубань немцы зашли в августе 42-го. Восемь месяцев оккупации Иван Федорович вспоминает как самое страшное время.
— Первым делом немцы выгнали всех жителей из домов. Несогласных, недовольных и просто тех, кто не понравился расстреливали, даже маленьких детей, если они плакали, — рассказывает он. — Мы жили в подвале под нашим домом. Нас было 15 человек. Мы с мамой и бабушкой и соседи. Остаться там нам разрешили, а пользоваться имуществом – нет. Все припасы «арестовали». К коровам, курам, прочей живности и не подходи. Мама строго-настрого запретила высовываться. Нельзя было громко разговаривать, смеяться, шалить. Но сил для озорства из-за голода и не было. Мама каждый день уходила куда-то на поиски пропитания. Приносила объедки, какие-то корешки, тем и питались…
Мартовской ночью 43-го немцы обитателей подвала выгнали на улицу. Дом взорвали. Останься люди в подвале – погибли бы. Но тем самым захватчики не проявили милость или доброту, а вовсе наоборот. Наши войска подходили, немцы отступали в большой спешке и подумали о страховке. Мам с детьми, стариков погнали впереди колонны, прикрываясь ими как живым щитом. И лишь плохая погода спасла заложников.
— Было ужасно холодно, лил дождь, темно… Мы сумели незаметно свернуть с дороги, затаиться в канаве.
Вернулись к пожарищам и руинам. Уцелевших жителей наши солдаты эвакуировали в станицу неподалеку. Местные жители приютили лишившихся жилья, но для семьи из семи душ свободного угла не нашлось.
— Мама устроилась на ферму, там мы и разместились в яслях коровника. И были счастливы: сухо, светло и тепло, — вспоминает Иван Федорович.
Как Иван нашёл самолёт
Воздушные бои на «Голубой линии» вошли в историю как самые масштабные и жестокие в истории Великой Отечественной. Свидетелем их был маленький Ваня.
— С диким воем в небе крутились самолеты, наши и немцев. Все время что-то трещало, взрывалось… В конце мая мы увидели, как, оставляя дымный черный след, в плавни упал наш самолет, — продолжает рассказ Иван Федорович.
В сентябре 43-го семья вернулась в Ханьков, устроились в уцелевшем свободном домишке. Вместе со старшими мальчишками Ваня ходил на рыбалку. Все еще было голодно – добыча пятилетнего рыбака была важным для семьи подспорьем. Как выяснилось, самолет упал в двух километрах от хутора, виднелись его очертания, ребятня находила обломки.
Но… Время быстро скрыло приметы трагедии. Самолет поглотил ил. Мало кто знал о нем, а через несколько десятков лет таковых почти не осталось. Плавни окультурило рисоводческое хозяйство. Но Иван то самое место четко запомнил.
— В 2020 году я спросил у ребят из районного поискового отряда – возможно ли поднять самолет? Показал, где он упал, приборы подтвердили, что ошибки нет. С глубины в восемь метров истребитель три дня доставали спецтехникой. Летчиков торжественно похоронили на нашем хуторе, а у места гибели поставили стелу. Герои обрели свои имена. В дальних регионах отыскались их родственники.
По сути, Иван позвал к сбитым летчикам. В этом истории отца и сына перекликаются. Только в этом случае, пожалуй, нет никакой мистики.
Как герои обрели имена
В сентябре 2020 года в поисковый отряд «Кубанский Рубеж» СРОО «Клуб по интересам «К-95» от И.Ф. Шкабарня поступила информация о том, что за хутором Ханьковым во время Великой Отечественной войны упал самолёт.
На месте гибели советского самолёта были обнаружены многочисленные фрагменты фюзеляжа, шасси и два мотора, а также останки членов экипажа. Двигатели были отмыты от грязи и найдены номера моторов. Это позволило установить имена членов экипажа: пилот — ст. лейтенант Елисеев Иван Степанович, штурман — капитан Дроздов Борис Владимирович, воздушный стрелок-радист — ст. сержант Друзьяченко Виктор Васильевич.
Члены экипажа считались пропавшими без вести.
Кого «вычеркнули»?
Иван Федорович говорит, что детство у него украли. Взрослым стал в 14 лет, открыв рабочий стаж с тяжелой работы в колхозе. Потом был нефтяником и на пенсию вышел в 2003 году. Личное счастье оказалось непростым. Сын — инвалид первой группы. Иван Федорович ухаживает за ним и в одиночку «держит» дом и огород.
Не жалуется на жизнь Иван Федорович. Его энергии на десятерых хватит. Недаром он известен как неутомимый общественник и активист казачьего общества. На парадном пиджаке теснятся награды – трудовые и жалованные атаманом ККВ. Последняя – за самолет, помощь в увековечении памяти героев.
Но при всем оптимизме есть кое-что, безмерно его расстраивающее.
— Хутор Ханьков большой, 1500 жителей. Но ветеранов войны не осталось, а тех, кого называют «дети войны» — трое, считая меня. Мы горя хлебнули в войну, строили потом СССР. Почему нет статуса «дети войны»? Даже к 80-летию Победы, разве не заслужили мы хотя бы грамоты? Нас словно вычеркнули, как непричастных к истории страны.
Иван Федорович – ходячая энциклопедия. О боях на Ростовском направлении знает все. С 1965 года 9 Мая отмечает в селе Ряженое. Местные власти завели славную традицию – собирать за праздничным столом освободителей родной земли. Иван Федорович перезнакомился с однополчанами отца, хранит в памяти десятки историй победителей. Но давно уже не приезжают воины – их не осталось. Желанный гость в селе – наш земляк, принимают его, говорит, по первому классу. Своего рода он транслятор военной правды. Об оккупации и сражениях на «Голубой линии» и вовсе рассказывает от первого лица. Постоянно приглашают его в школы, детсады…
— Мы помним, мы знаем, мы готовы делиться воспоминаниями. Мы – дети войны, — повторяет Иван Федорович.
Право, странно и несправедливо, что это поколение обделено. Мы надеемся, что приближающийся юбилей великой Победы станет поводом для устранения вопиющей ошибки.
Светлана Лазебная.