«Война перепахала, искорежила наши жизни», — вспоминает жительница города Славянска-на–Кубани Валентина Степановна Панасенко (Лагойда).
«Что не жить сейчас? Живи да радуйся! А как мы выжили — сама не пойму.
Когда война началась, мне было четыре годика. Но я хорошо помню, как провожали на фронт отца. На вокзале было много людей, и все кричали и плакали. Когда объявили посадку, я тоже закричала и заплакала, протянула руки к отцу — я очень его любила. Он меня тоже очень любил. Ему тяжело было видеть, как я плачу. Стоя уже в тамбуре, он шарил по карманам, искал, чем успокоить меня. И нашел — достал свой серебряный портсигар и кинул его мне. Поезд тронулся, а он все махал рукой, высунувшись из тамбура… Я не знала тогда, что увижу отца только через пятнадцать лет.
А потом пришли немцы. Я помню, у бабушки Лагойды была корова (они зажиточные были). Хорошая корова. Так немцы вытащили на улицу железную кровать, впрягли в нее корову, сами уселись на кровать и давай погонять. Бедное животное мечется, мычит, а немцы смеются. Потом застрелили эту корову из автомата.
Кушать было нечего. Если у кого и было что, то немцы все забрали. От такой жизни заболела я. А лекарств никаких не было. Мать плакала, а тетка моя, отцова сестра, мастерица была шить. Она выменяла где-то кусок материи, беленькой с цветочками, и сшила мне платье на смерть. Лежу я без памяти. Мать от слез опухла. А тут немцы входят: «Что, матка, плачешь?» И среди них врач оказался, хороший, видно, человек. Он осмотрел меня и дал таблетки. Так я выздоровела, и платье потом износила.
Война закончилась. Отец не вернулся. Получили бумагу: «Пропал без вести»…
Нищета у нас была страшная. Своего угла не было — скитались по квартирам. Платить тоже было нечем — люди, спасибо, за копейки пускали. Кушать нечего. Ходили с матерью за коренцами съедобного растения чакана, лепешками из них и питались.
За колосками я ходила с подругами. Возьмешь мешочек — и в поле, где уже убрали урожай. А колоски кое-какие попадали, остались на земле. Собираешь быстрее да по сторонам оглядываешься. Вдруг — объездчик! Летит, коня нахлестывает, кричит на все поле! Бегом в подсолнухи, они высокие, не видно нас. Затаишься, сердце наружу выпрыгивает: не дай бог поймает или взгреет нагайкой!
Зато когда принесешь домой мешочек, мать вытряхнет колоски, помнет руками, во дворе продует-провеет. Потом смелет пшеничку на ручной мельнице — вот тебе и каша. А каша — это жизнь.
Как-то пришли к нам какие-то люди, стали с матерью разговаривать. А потом позвали меня: «Иди, Валя, к нам жить. У нас тебе будет хорошо. Все у нас есть, а детей нет, будешь нам дочкой». Стали уговаривать. Но я расплакалась и убежала от них. Так и осталась с мамкой беду бедовать.
Через время сжалился над нами дед Григорий Лагойда, выделил участок земли, и слепили мы с мамкой да с людской помощью маленькую хатку о двух комнатах. Покрыли камышом, пол глиной помазали и стали в ней жить. В доме одна кровать, один стол да одна корявая табуретка. Но это был наш собственный дом, и как же мы были счастливы!
Мать мамалыгой торговала, так и выживали.
Потом подросла я. После окончания семи классов пошла работать на швейную фабрику. Теперь уже жизнь пошла хорошая, куда легче стало. На улице Школьной в магазине пахту давали. Принесешь домой, нальешь кружку — и с хлебом. Вкусно!.. Супов, борщей я не знала- не из чего их было готовить.
В семнадцать лет я вышла замуж. Мой Ваня был не богаче меня, но все равно мы были счастливы и начали строить новую, счастливую жизнь вместе…
Как-то к нам пришла знакомая и рассказала, что ездила в Москву и там на вокзале встретила моего отца, Степана Лагойду, что он жив и здоров, только сильно постарел. Оказалось, он был в плену, потом в ссылке. Отец едва не умер, его чудом выходила медсестра Лиза, у которой все родные погибли. С той поры они жили вместе. А еще она рассказала, что отец все расспрашивал про мать и особенно про меня и собирался приехать.
Мы и верили, и не верили. Для матери моей это был такой удар! Да и я страшно переживала.
И вот пришел однажды к нам отцов брат, дядя Леня, весь взволнованный и бледный: «Выйди, Валя! Отец приехал! Просит тебя выйти! Христом-богом прошу тебя, выйди к отцу!». А меня всю затрясло, я плачу и говорю: «Нет, я не выйду! Где же он так долго был, когда мы с мамкой от голода умирали? Что ж теперь только про меня вспомнил? Хоть бы весточку прислал, что живой!». Так я и не вышла. Дядя Леня принес подарки от отца — дорогую материю, часы, что-то еще. Куда я это все дела — даже не помню…
Конечно, отца давно нет в живых, и мне уже много лет. И теперь я думаю, что, наверное, была не права, что с ним не общалась и детям своим не разрешала у него ничего брать. А он так старался наладить отношения с внуками! Наверное, он был бы неплохим отцом и дедом, да я не дала ему побыть счастливым. Отчего так? Обида на него была за все мое тяжелое детство. Да и отношение к тем, кто побывал в плену, было тогда такое, как к предателям. А я была еще молодая да глупая.
Вот она, война, что наделала! Перепахала жизни, перекорежила. Столько горя принесла с собой. Вам, молодым, не позабыть бы: худой мир всегда лучше самой справедливой войны».
Прислала Зинаида Киреева
Супруги Бойченко из Сочи всю жизнь работают фельдшерами скорой медицинской помощи.
Знаком судьбы стал колокольный звон.
Собирать урожай можно круглый год.
Эти маленькие членистоногие таят в себе реальную угрозу.
И они подойдут женщинам любого возраста.